Низами Гянджеви: Лейли и Меджнун: Старуха ведет Меджнуна к Лейли

 
Старуха ведет Меджнуна к шатру Лейли

Когда небесный странник свет зажег,

Зарозовел предутренний восток.


И лишь в зрачках чернеть остался мрак,

Как сокровенный камень Шаб-Чираг.


Меджнун, как ворон, вдруг затрепетал,

Как мотылек, что свечку увидал,


И мысленно шипы убрав с пути,

В край, где жила Лейли, решил пойти.


Ее становья дым вдохнув с тоской,

Он побледнел, за грудь схватясь рукой.


Протяжный вздох похожим был на стон.

Так стонет тот, кто к жизни пробужден.


Вдруг он увидел — нищенка бредет,

А вслед за ней на привязи юрод.


В оковах тяжких с головы до пят,

Казалось, он судьбе подобной рад.


Старуха, торопясь, дорогой шла,

И на веревке бедного влекла.


Меджнун пред нищей в удивленье встал

И вопрошать ее в смятенье стал:


«Кто этот муж, что, на свою беду,

Вслед за тобой идет на поводу?»


И услыхал ответные слова:

«Перед тобой злосчастная вдова.


Тот, кто оковы вынужден таскать,

Не сумасшедший вовсе и не тать.


Мы за собой не ведаем вины, —

До нищенства нуждой доведены.


Друг на аркане вслед за мной идет,

Поет и пляшет у чужих ворот.


Той малостью, что вместе соберем,

И живы мы, и кормимся вдвоем.


Стараемся дарованное нам

Все разделить по-братски, пополам.


Крупинкой самой малой дорожим,

Дележ по справедливости вершим».


Когда Меджнун признанья смысл постиг,

К ногам старухи он с мольбой приник.


Он стал взывать: «С бедняги цепь сними,

Свяжи меня, в товарищи возьми.


Знай, это я безумьем заклеймен,

Я заслужил оковы, а не он.


Меня води с собою по дворам,

Я заслужил бесчестие и срам.


Все, что добуду, на цепи влеком,

Тебе пусть достается целиком!»


Воспрянула старуха всей душой,

И, в предвкушенье выгоды большой,


От спутника немедля отреклась

И связывать Меджнуна принялась.


Веревкой ловко окрутила стан,

Вкруг шеи обвила тугой аркан.


За побирушкой он, вздымая прах,

Побрел с цепями на худых ногах.


Как будто пьяный шел под звон оков,

И хохотал, и прыгал у шатров.


«Лейли», — он звал, людей смеша до слез,

В него кидавших камни и навоз.


Он устремлялся к Неджду, в тот простор,

Где цвел надеждой и манил шатер.


И наконец залетный ветерок

Донес становья близкого дымок.


Меджнун пал наземь, вровень став с травой,

В рыданьях схожий с тучей грозовой,


Он бился лбом о камни, вопия:

«О ты, из-за которой гибну я!


Я, возлюбив тебя, презрел закон,

От всех мирских забот освобожден.


Но, скован по рукам и по ногам,

Истерзанный, я ныне счастлив сам.


Свершая грех, не милости ищу,

Я сам себе злодейства не прощу.


Тебя я умоляю об одном:

Суди меня, но собственным судом.


Хоть я из лука целился в бою,

Но поразили стрелы грудь мою.


Я на твоих сородичей напал,

Но своего меча я жертвой стал.


Я, став причиной учиненных зол,

К тебе с повинной, скованный, пришел.


Теперь от цепи цепенеет, глянь,

Лук против вас нацелившая длань.


За грех я расплатился тяжело —

Ужасное возмездие пришло.


Не снисходи ко мне и не жалей,

В твоей я власти, — кровь мою пролей!


Я без тебя живу, меня вини

И на кресте преступника распни.


О ты, что и в неверности верна,

Невинность пред тобой вины полна,


Безвинен я и не содеял грех,

Но пред тобою я виновней всех.


Иль в милосердье вдруг ты снизойдешь,

Или вонзишь в меня презренья нож.


Подай мне весть, пока еще живу,

Длань возложи на скорбную главу.


Готов погибнуть я из-за тебя,

Чтоб ты предлог нашла прийти, скорбя.


Казни меня — благословенен меч,

На твой порог он дал мне жертвой лечь.


Я все прощу, не ведая обид,

Я — Исмаил, а не исмаилит.


В моей груди свеча горит светло,

Но это пламя сердце обожгло.


Коль голова моя — свечной нагар,

Обрежь фитиль, пусть ярче вспыхнет жар.


У ног твоих мне умереть дозволь,

Жить не могу, невыносима боль.


Ты недоступна до скончанья дней,

И жизнь все безнадежней и темней.


На что мне голова? Она больна,

Страданьями и ревностью полна.


Твори, что хочешь, тело обезглавь,

Счастливой будь, а горе мне оставь!»


И цепи на себе порвав рывком,

Стрелою взвившись, пущенной стрелком,


Молниеносно, словно метеор,

Он поспешил бегом к отрогам гор.


На Неджд взобрался, по камням скользя,

Себе удары с воплем нанося.


Его сумели все же разыскать,

Узрели то, что лучше не видать.


Рыдающая мать, седой отец

В отчаянье постигли наконец:


«Возврата нет, родных Меджнун забыл»,

И, одичавший, он оставлен был.


Воспоминанья стерлись и ушли,

Мир потускнел пред именем Лейли.


А если говорили об ином,

Он убегал иль забывался сном.
 
* * *
Вы читали часть из текста книги "Лейли и Меджнун" (поэма): автора Низами Гянджеви - азербайджанского поэта (в перевод на русский - Т.Стрешнева)
(продолжение поэмы - содержание - слева)
Абу Мухаммед Ильяс ибн Юсуф Низами Гянджеви - восточный поэт, родился около 1141 года в Гяндже, в семье ремесленника. Образование получил в медресе Гянджы. В молодости писал лирические стихи. Около 1173 году Низами женился на тюркской рабыне Афак (Аппак), которую поэт воспел в своих стихах. Основные сочинения Низами - поэмы "Сокровищница тайн" (написана между 1173 и 1180), "Хосров и Ширин" (1181), "Лейли и Меджнун" (1188), "Семь красавиц" (1197) и "Искандар-наме" (в ее составе - "Книга Славы" и "Книга Счастья"; около 1203) - после его смерти были воссоединены под общим названием "Хамсе" ("Пятерица"). Сохранилась также часть лирического "Дивана" поэта: 6 касыд, 116 газелей, 2 кыт'а и 30 рубаи. "Хамсе" оказала огромное влияние на развитие многих восточных литератур, на поэтов едва ли не всех народов Ближнего и Среднего Востока.  Поэмы Низами отличают своеобразная композиция, сюжетное построение, образный язык и благородные гуманистические идеи.
Спасибо за чтение.

......................................
© Copyright: Низами - Лейли и Меджнун